К "Лесному принцу"

К "Гончим Белерианда"

Затерянная долина



Шел 84 год Нового Времени. Шла зима. Уже третий день шел снег. Шел вокруг стоянки тощий серый волк и скалил клыки на отряд, усевшийся вокруг мерно полыхающего костра. Все шли, только он вынужден был стоять, не зная, куда направить свой путь, ибо дороги вперед больше не было, а назад ни он, ни его изрядно промерзший отряд не желал идти. Да по сути дела некуда было им идти и не к кому обратиться за помощью; как всегда вся надежда только на себя. Он сделал два шага вперед, вытянул руку вперед, в метель, навстречу снегу, и уперся пальцами во что-то твердое, но абсолютно невидимое. Глаза закрылись, и он стал вспоминать долгую дорогу, проделанную до этого места, и неосознанно водил пальцами по твердому, как камень, воздуху.

Три года назад Сольвон, новый властелин Дваринской империи, простиравшейся от Гротонских гор, окаймляющих границы с юго-запада, до северо-восточного Мерзлого леса, объявил все народы эльфов, живущие на землях империи вне закона. Через полгода Сольвон, крайне недовольный тем, что жители империи не желают порывать добрых связей с эльфами, организовал тайное общество, которое впоследствии стало называться «Черной Инквизицией» и основной их задачей был отлов и искоренение представителей Народа Ночи, как нередко люди называли эльфов. А начался весь этот кошмар из-за того, что к смерти старого императора оказалась причастна группа эльфов, имевших личные счеты с покойным. Сын, взойдя на трон, поклялся отомстить за смерть отца, но по молодости лет не рассчитал силу и это привело вовсе не к тому, результату, который ожидался.

Эльф в черном плаще, стоящий у прозрачной стены, просто попал под горячую руку черных инквизиторов, ворвавшихся в дом среди ночи и убившей его отца и сестру. Он, Атандил сын Воленаса, был жертвой обстоятельств, поскольку «черные», как эльфы теперь прозывали инквизиторов, ворвались именно в его дом, хотя в соседней усадьбе тоже жили представители Народа Ночи. Была короткая схватка, в которой и погибли его ближайшие родичи, а сам Атандил, срубив убийц отца и сестры, покинул разом опустевший дом, захватив с собой только меч и одежду. Потом он примкнул к другим, как и он сам, эльфам-беженцам, ищущим пути к спасению. Целый год они скрывались от черных по подвалам, чердакам и лесам; иногда, собрав достаточно сил, нападали на отряды инквизиторов, и тогда солно приходилось черным, ибо распаленные жаждой мщения, эльфы дрались с ними не щадя ни врагов, ни себя.

Однажды, на исходе восемнадцатого месяца его скитаний, отряд беженцев забрел в горы к мрачным и неразговорчивым горным гномам, живущих под Гротонскими хребтами. Подгорные жители приняли их не слишком-то охотно, но Народу Ночи выбирать не приходилось, поскольку никто не хотел оставаться на холодном снегу. В гномьем царстве беженцы выполняли не свойственную большинству эльфов работу гранильщиков и рудокопов, но за это им платили едой, одеждой и кровом. Именно там впервые достигло острых эльфийских ушей не то история, не то сказка о том, как, спасаясь от страшного дракона, жители маленькой лесной деревушки бежали на север, к вечным снегам, надеясь, что холод остановит их огнедышащего преследователя. Но он не отстал и тогда, когда и вождь и его народ были готовы сдаться на милость дракону, только бы не мерзнуть в снегах. И тут жене вождя было видение, будто спасение будет обретено лишь тогда, когда «прольется добровольная кровь» Не долго думая, дева схватила нож и, полоснув себя по шее, оросила кровью снег. Вдруг северный склон холма рассекла трещина, превратившись в небольшую, но глубокую пещеру. Вход был здесь, а выход, поговаривают, находился в другом месте, точнее, в другом мире. Так и спаслись жители той деревни, все, кроме двоих, вождя и его жены оставшихся лежать в снегу. Такая вот гномья сказка, но, как известно, в каждой сказке есть доля сказки.

Наступила весна, эльфы распрощались с гномами и вновь двинулись на поиски места или мага, способного хоть на время укрыть Народ Ночи от окровавленных рук инквизиции. В одном из северных пограничных поселений Атандил встретился со своим двоюродным братом по имени Воронхел, который ухитрился сколотить целое эльфийское ополчение и всю зиму простоял в северном городке на границе старого, как сам Мир, вечнозеленого леса, простирающегося на север так далеко, что никто не знал его конца. Однако самым странным было то, что и брат Атандила слышал историю о спасении от дракона, пересказанную одним лесорубом, который утверждал, будто он приходится дальней родней вождю сказочных беглецов.

Впервые за два с половиной года скитаний у эльфов появилась надежда не на ежеминутное спасение, а на полное освобождение от оков смерти, наброшенных императором Сольвоном. В это было трудно поверить, но двое братьев уговорили эльфийского лорда, главу всего ополчения Народа Ночи, отрядить небольшой отряд на поиски холма, о котором говорилось в сказке. Утопающий из последних сил хватается за что угодно, даже за соломинку, потому под командование Воронхела был отдан отряд в семь десятков эльфов и эльфиек, сражающихся наравне с мужчинами.

И вот он с братом отправился на поиски того места, где находился холм, описанный в гномьей сказке. Углубляясь все дальше в лес, эльфы достигли границы вечных снегов, что не таяли даже летом; это подстегнуло их решимость, и следопыты Народа Ночи устремились на север. Один за другим Атандил узнавал ориентиры, приведенные в сказке, особенно жгучий мороз, но он никак не мог найти того самого холма, что принял в себя жителей злополучной деревни. Эльфы исходили снега вдоль и поперек, придерживаясь описаний из сказки, но удача больше не улыбалась им, как осеннее солнце не улыбалось из-за серо-свинцовых туч, застилающих южное небо. Скоро ударят настоящие морозы, и тогда отряду придется возвращаться назад ни с чем, а это можно было назвать позором, и эльфы торопились, соображая на ходу.

Как-то раз, когда была очередь Атандила отправляться на охоту, он и еще один следопыт, выслеживая обед, наткнулись на удивительное не то явление, не то сооружение: следы некрупного кабана вели в небольшую долину, но вход в нее оказался закрыт. Причем не просто закрыт, а прегражден невидимой преградой, прозрачной стеной, сквозь которую дул ветер, сыпал снег, ходили животные, но не могло пройти ни одно разумное существо. Пройдя вдоль стены несколько миль, Атандил узрел цель всего путешествия: высокий безлесный холм, вершина которого была рассечена надвое словно ножом. Атандил поспешил в лагерь и, задыхаясь от радости, сообщил брату о своем открытии. Но вскоре ликование сменилось разочарованием: сквозь стену не обнаруживалось прохода. Она ровно шла с востока на запад, не изгибаясь и не виляя, как крепостная стена или вал. Ее нельзя было ничем разбить, через нее невозможно было перелезть, даже глубокий подкоп не дал результатов. Отряд стал лагерем под стеной и уже не сходил никуда, пытаясь раскрыть секрет прозрачной стены.

Почти прошел месяц с тех пор, как Атандил нашел стену и холм, и вот у него уже опускались руки. Черная тоска безысходности плескалась на границе сознания, подтачивая казавшиеся нерушимыми опоры веры. Было испробовано все, и железо, и дерево, и магия, но результата не было. Даже «добровольная кровь» о которой повествовала сказка не дала своего результата. Провизии не хватало, да и топливо для постоянно полыхающего костра приходилось носить издалека – все деревья вокруг были уже срублены. Под одним из пней лежали трое эльфов. Один из них, не обращая ни на кого внимания, на двенадцатый день стояния под стеной перерезал себе горло и окропил кровью стену, но это не помогло. Двое других погибли от холода, не вернувшись вовремя с охоты.

«Неужели все напрасно? – Думал Атандил, стоя у стены. – Похоже на то». Рука словно сама собой сжалась в кулак и с силой ударила по невидимой преграде. Раздался тихий протяжный звон, будто удар пришелся по толстому, в несколько футов, стеклу. Потом еще и еще раз. Вдруг кто-то тронул его за плечо.

– Не печалься, Атандил. – Сказал Воронхел, разворачивая брата к себе. – Мы найдем выход, иначе и быть не может. Разве для того судьба хранила нас эти три года, чтобы вот так бросить здесь, когда конец уже близок?

– С недавних пор я не верю в судьбу. – Ответил Атандил, растирая снегом разбитые костяшки пальцев. – Только в злой рок, что неотступно преследует эльфов Дваринской империи. Мне кажется, что эта стена есть ни что иное, как последняя насмешка судьбы, за которой лишь мрак смерти. Так что конец действительно близок.

– Откуда такие мысли, брат мой? Да, мы все устали, мы все голодны, но пока еще живы! А пока эльф жив, он будет сражаться за свою судьбу и судьбу своего народа, разве не так? – Воронхел испытующе глядел в глаза Атандилу, так и не снимая руки с его плеча, но его брат лишь пожал плечами и отвел взгляд. – Нет, Атандил, смотри мне в глаза. – Настойчиво, но в то же время тихо приказал Воронхел. – Разве не ты сам говорил нам эти слова, когда надежда в наших душах почти угасла? Разве не ты разжег ее заново?

– Может и я, но свеча моей надежды сгорела, оставив после себя лишь тягостное воспоминание. То что я даровал вам, я забирал у себя, поэтому оставь меня, брат мой, дай мне спокойно умереть. Это я виновен в том, что дал вам обещание, которое не смог сдержать, дал надежду на несбыточное.

Воронхел хотел было возразить своему брату, но тут с верхушки единственной сосны в лагере, не пошедшей на растопку, донесся крик дозорного. «Черные! Черные близко!» – кричал эльф, размахивая руками вокруг себя. Воронхел поднял глаза наверх, потом посмотрел вперед, и сердце у него упало: к их лагерю вышло три сотни воинов инквизиции, против шести с половиной десятков эльфов. Может надежды и правда нет? Воронхел помотал головой, отгоняя мрачные мысли, и скомандовал общую тревогу, хотя и так все были на своих местах.

Черные, растянувшись тройной цепью вокруг лагеря, медленно приближались, с трудом переставляя ноги по нетоптаному снегу. В их руках покачивались широкие мечи, щиты и несколько луков; черные шапки и маски скрывали их лица, а черные плащи – фигуры, но Воронхел не сомневался, что у половины их них надеты кольчуги, несмотря на крепкий мороз. Мысленно поблагодарив брата за то, что тот еще во время их первой ночевки под невидимой стеной, не пожалел усилий и из растопленного снега соорудил настоящий ледяной вал, утыканный острыми сосновыми кольями.. Теперь хотя его почти доверху занесло снегом, он все еще мог служить, если не преградой, то хотя бы задержкой на пути черных. А поскольку внутри лагеря эльфы расчищали снег, то для них он был полноценной стеной.

Воронхел коротко свистнул и лучники, высунувшись из-за вала, сделали первый залп. Кто-то из черных упал, пораженный в глаз, кто-то вскрикнул, схватившись за прострелянную руку или ногу, но большинство приближалось, не обращая внимания на потери. Второй раз просвистели стрелы, но почти все вонзились в разом поднятые щиты. Черные сделали ответные выстрелы, и один эльф рухнул на снег с пробитым горлом. Лучников и с той и с другой стороны было мало, так что исход битвы должен был решить ближний бой, а в нем инквизиторы имели если не качественное преимущество, то хотя бы четырехкратный перевес в численности.

– Бейте их, бейте! – Кричал рядом с Воронхелом Атандил, рвущий тетиву своего лука.

Инквизиторы теряли своих раненными и убитыми, но черные клещи вокруг эльфийского лагеря неотвратимо смыкались. Вот нелепо взмахнув руками упал с сосны дозорный, со стрелой в груди. Еще несколько эльфов получили тяжелые ранения и не могли сражаться. Черные стреляли редко, но разборчиво, стараясь убить наверняка. И когда между первым кольцом инквизиторов и оборонительным валом эльфов оставалось каких-то двадцать шагов, черные встали, заслонившись щитами. А потом с их стороны протрубил сигнал рога, призывающий к переговорам.

– Не стрелять! – Приказал эльфам Воронхел, а пот ом выкрикнул в сторону инквизиторов. – Чего вам надо, черное отродье?

– Тебя, Воронхел, тебя и твоего брата. – Донеслось со стороны инквизиторского строя, а потом человек из перового ряда сделал несколько шагов вперед, все еще прикрываясь щитом.

– Интересно, зачем вам я? – спросил Воронхел, сбитый с толку столь неожиданным поворотом событий.

– Затем, Воронхел, что ты и твой брат виновны в смерти старого императора, чье имя запрещено произносить вслух.

Атандил засмеялся, только смех его был каким-то истерическим. Потом сын Воленаса спросил:

– Каким же образом мы виновны в смерти отца Сольвона? Ни я, ни мой отец или брат никогда не поднимали оружия против бывшего государя Дваринской империи. Кому, как ни тебе, инквизитору, знать об этом. Кстати, как твое имя, а то не слишком то удобно разговаривать, не зная как называть своего врага.

– Можешь звать меня Гелиором. А ты и твой род виновны в том, что ваш дед состоял в том самом братстве, которое лишило нас правителя.

– Я никогда не знал отца моего отца и не собираюсь нести ответственность за его деяния!

– Позволь решить это святейшему суду. – С благоговением произнес Гелиор. – А тебе и Воронхелу есть над чем подумать, ибо если вы не сдадитесь до захода солнца то все эльфы, ваши спутники, будут преданы жестокой смерти. Если же вы одумаетесь, то мы их отпустим.

– Я не верю тебе! – Выкрикнул Воронхел и послал стрелу в щит инквизитора.

В тот же миг черные рванулись вперед, и бой начался снова. Инквизиторы добрались до вала и отбросили противников от стены, платя тремя за одного. Сейчас эльфов придавят к незримому барьеру и разобьют – так кончится бесславный поход за надеждой.

Воронхел расстрелял весь колчан и выбил девять черных из строя. Он обнажил меч и вдруг почувствовал справа от себя пустоту. Воронхел обернулся и увидел Атандила, облокотившегося на прозрачную стену. Его вопросительный взгляд скользнул по коричневой куртке брата и тут он заметил торчащий из его груди обломок стрелы. Атандил улыбнулся враз посиневшими губами и выронил из руки кусок чернооперенного древка. Воронхел бросился к брату, стараясь подхватить его, но тут Атандил упал навзничь. Не поняв, что произошло, Воронхел сел на колени подле брата.

– Вот и отгадка. – Прошептал Атандил, притягивая Воронхела ближе к себе. – Мы все делали правильно. Недоставало только одного – погони, следовавшей попятам.

– Что ты такое говоришь? – Прокричал Воронхел, ощупывая рану брата. – Тебе нужен лекарь, молчи, береги силы!

– Стены больше нет. – Возразил Атандил, уже начиная задыхаться.– Путь открыт. Идите. Щель на севере холма – путь к свободе. Моя жизнь залог вашего спасения. Пока мое сердце бьется стены нет. Спешите. Не делайте мою жертву напрасной.

И тут Воронхел, наконец, понял ход мыслей брата. Он быстро скомандовал отход тем, кто еще мог отойти и, подхватив брата на руки, понес того к холму. Эльфы отступали, окруженные с трех сторон, до снега, не истоптанного ногами, что находился как раз на границе растворившейся стены. Там легконогий Народ Ночи смог оторваться от своих преследователей, поскольку эльфы проваливались в снег не больше чем по щиколотку. Один за другим следопыты Воронхела ныряли в щель, расположенную на северной стороне холма. Предводитель отходил предпоследним, прикрываемый единственным оставшимся в живых щитоносцем, а за ним пытались прорваться черные, увязшие в снегу глубже, чем по пояс. Когда Воронхел и Атандил исчезли в разломе холма, стена бесшумно встала на свое место, перегородив отряд инквизиторов так, что Гелиор и еще десятка полтора его воинов остались севернее стены, а остальные – южнее. Меньше всего повезло тем, кто оказался на линии прозрачного барьера, когда тот восстановился: их просто расплющило, как будто с неба упала крепостная стена.

Воронхел, войдя в расщелину, не почувствовал почти ничего, кроме легкой пьянящей легкости и запаха чистого воздуха после грозы. А затем он вышел из пещеры, находившейся, как и предполагал Атандил, в другом мире. Мире, в котором сейчас царила весна, и заснеженные сапоги Воронхела нелепо смотрелись на густой изумрудной траве, прокрывающей небольшую ложбину в которую эльфов привела волшебная пещера. Воронхел аккуратно положил брата на траву...